Философия души

Начало 19-лекции: «я говорил об анархии как необходимом моменте нашего мышления и художественного воображения: эта тема и дальше будет мелькать и какими-то нитями я буду к ней возвращаться.»

Общеизвестно, что одной из любимых тем Пруста – была проблема расширения души. Да это и понятно, так как она стягивает в себе всю остальную проблематику эпопеи. «Вот есть наша человеческая душа, которая родившись, всё больше сжимается, поскольку предметы, нормы, законы принимают всё больше и больше места, а душа-то наша какая-то маленькая… И реализовать себя даже в простейших вещах, даже в том, чтобы понять, что же я есть – даже в этом простом смысле предполагает нечто, называемое распространением души, которое представляет собой акт или момент, или шаг РАЗВЁРТКИ того, что было свёрнуто до этого шага… Свёрнуто в разных предметах, являющихся коконами или одеяниями нашей души.»

… Пока я имею острое сознание, скажем, горя, несправедливости, я ещё не имею понимания, я имею, скажем, условно, пляску электронов в своей душе. А понимание может быть только упорядоченным. И существуют инструменты упорядочивания (в том числе и наших хаосных мыслей и поступков): это может быть сценическая площадка, это может быть текст.

Именно внутри трагического страдания рождается ПОНИМАНИЕ и ЯСНОСТЬ.

То, что я называю трудом жизни, - пишет Мамардашвили, - это не пассивное переживание чего-то. Это именно труд жизни – работа, содержащая в том числе и риск самого себя в духовной анархии. Это какой-то промежуточный акт введения в ХАОС (это хорошо описано у Пруста: когда мадмуазель Вентейль вместе со своей подругой не находит ничего лучшего, чем заставить фотографию своего отца быть свидетелем, во-первых, любовных утех, что тоже является профанацией, и более того, как доказательство того, что они могут переходить эту черту, они друг друга подначивая, - слабо тебе плюнуть в портрет любимого отца, - оплёвывают эту фотографию), итак какой-то ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ТАКТ ВВЕДЕНИЯ В ХАОС, ВНУТРИ КОТОРОГО ТОЛЬКО ТРУД МОЖЕТ НАЙТИ ИСХОДНЫЙ ИЛИ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ, ПЕРВИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ОБРАЗ – а он и есть Божий образ в нашей душе, чтобы потом из этого образа рождались порядки, потому что порядки – только из порядков.

  31.

Что нас убивает?! Вот мы потратились на то, чтоб захотеть свидание с Альбертиной, а, потратившись – уже Альбертина держит нас в себе и Альбертина – это вещь, которая нас убивает.

Очень часто собирание наших мыслей (и нас самих!) происходит через медитирование на текстах. Что-то из этих текстов проскальзывает в нашу рассеянную жизнь и её упорядочивает.

Но тексты должны быть особенные. Именно такие тексты появились в двадцатом веке, для которых характерны: вариативность, фрагментарность, незавершённость.

Тексты учат нас преодолевать сцепления. На такого рода вещах (как «В поисках утраченного времени») мы учимся отцеплять одно от другого – и тем самым освобождаемся). Например, есть вещи, которые Марселя волнуют только через Альбертину – вот так сцепилась душевная жизнь, что без Альбертины, не проходя через неё, они его не волнуют.

Книга, в лучшем случае, - оптический духовный инструмент, который приставлен к нашей душе, как к ней может быть приставлено увеличительное стекло, посредством которого мы начинаем двигаться в нашей душе, и если там воспроизводятся, или случаются, состояния понимания- то мы и есть авторы этого понимания.